Откуда молния сверкнет? Что отразится в бездне вод? Пред кем король склонит колена?
Сообщество однострочников в последнее время стало добрым местом для меня.
У меня получилось написать для него несколько вещей, причем одну из них встретили очень тепло, что было неожиданно и приятно.
РО-51: AU, постканон. Как Эльфрида вместо сына родила Ройенталю дочь и что из этого цветочка выросло. A-РО-51: AU, постканон. Как Эльфрида вместо сына родила Ройенталю дочь и что из этого цветочка выросло. A-
Незначительная редакторская правка
Голос совсем молодой, даже девичий.
– Фройляйн, вы уверены?
– Абсолютно. Симптомы как по учебнику, – девушка явно взволнована и напугана, но тем не менее на все вопросы диспетчера отвечает внятно, собранно, исчерпывающе.
– Имя больного, адрес? Группу крови, резус знаете?
– Оскар фон Ройенталь, вторая положительная. Парламентский городок, Восточный район, Шестой Лучевой проспект, дом тридцать два.
За оставшиеся до приезда скорой три минуты девятнадцатилетняя студентка Одинской военно-медицинской академии Эли фон Ройенталь успевает продиктовать сообщение для старинного друга отца, маршала в отставке Вольфганга фон Миттермаера.
Вольфу достаточно было назвать своё имя, и его тут же провели в холл отделения сосудистой хирургии.
– Дядя Волк!
– Здравствуй, малышка! – он обнял темноволосую стройную девушку, на которую за много лет привык смотреть если не как на свою дочь, то как на племянницу. – Как? Говорят что-нибудь?
– Ничего не говорят. А он… Он в операционной. Нам сейчас только ждать.
Ждать пришлось долго. Миттермаеру порой казалось, что стрелки часов приклеились к циферблату. Прошло почти четыре часа, прежде чем в холл вышел хирург с потемневшим от усталости лицом.
– Фройляйн фон Ройенталь?
– Это я! – вскочила Эли.
– Ну что ж, могу сказать вам, что операция прошла успешно и прогноз благоприятный. Хотя это почти чудо. Если бы на десять минут позже привезли – неизвестно, как бы все обернулось. Может, и параличом, - врач провел ладонью по лбу. – А знаете, фройляйн, наши диспетчеры от вас в восторге. Потрясающая, говорят, девушка - мгновенно разобралась, что к чему, четко все объяснила, и вообще держала себя в руках…
Эли слабо улыбнулась.
– Я все-таки учусь на врача. Должна определять такие вещи. А его можно увидеть? Хотя бы на минутку…
Хирург несколько мгновений размышлял.
– Мы действительно собираемся перевести вашего отца в палату интенсивной терапии, но решение принимать будет часа через три, в зависимости от его состояния. Не хотите пока перекусить? Этажом выше у нас кафетерий для персонала, кто-нибудь из сотрудников вас проводит.
Они выбрали себе кофе, теплые бутерброды, кусок пирога на двоих и устроились столиком.
– Я прилетела раньше, «Стрелой», не «Караваном», – начала Эли, сделав глоток. – Папа всегда меня встречал, хотя мы почти никогда не договаривались специально. Разница прилета небольшая, не страшно, если кто немного подождет. А тут меня как будто звали «Домой, домой…». Даже багаж не получила, схватила попутку и… Приезжаю – а он лежит… Поперек порога.
Миттермаер легко сжал руку девушки.
Он не раз говорил другу, что тому стоило бы быть чуть теплее, чуть снисходительнее, чуть мягче, чуть эмоциональнее в отношениях с дочерью. Или хотя бы тоже звать ее Эли, как зовут друзья. Но Оскар, пожимая плечами, отвечал, что дом, еда и все необходимое для получения лучшего образования у Эльфриды есть, а если ей стало недостаточно суммы, выделяемой ежемесячно на булавки, то об этом достаточно сказать.
Перед тем как впустить в напичканную аппаратурой палату их предупредили – держать себя в руках, без обмороков, истерик, криков. Эли, соглашаясь, кивнула.
Миттермаера всегда до дрожи пугали капельницы, но сейчас, увидев рядом с кроватью друга металлическую конструкцию с четырехсоткубовым флаконом какого-то препарата, он облегченно выдохнул – значит, жив, значит, есть за что бороться.
– Папа. Папа… – тихо позвала девушка.
– Эли… Дочка… Люблю…
Только в машине, по дороге домой, девушка разрыдалась, выпуская напряжение и страх.
А Вольфганг Миттермаер не мог избавиться от впечатления, будто что-то изменилось в отце и дочери за эти несколько часов. «Повернулись небесные веретена» - сказала бы его старая нянька, любившая дремучие террианские легенды.
* * *
– Вы все видели, сестры. Видели и слышали. Он сказал женщине «люблю», – молодая пряха с вызовом смотрит на двух своих товарок.
Одна из них, средних лет, сумела сохранить строгое выражение на лице, но у другой, пожилой, казалось, светилась каждая морщинка.
– Он сказал женщине «люблю», – улыбнулась молодая пряха, и привычным движением закрутила колесо самопрялки.
Первоисточник здесь
РО-82: Адальберт фон Фаренхайт в голодной юности, еще до армии, получает наследство от своей тетушки. 315 вышитых носовых платков и 47 вязаных шалей. Как он распорядится наследством?РО-82:Адальберт фон Фаренхайт в голодной юности, еще до армии, получает наследство от своей тетушки. 315 вышитых носовых платков и 47 вязаных шалей. Как он распорядится наследством?
– Он из настоящих! – шептались курсанты Императорской Академии, наблюдая, как их соученик Адальберт фон Фаренхайт, закончив скудный обед, аккуратно промокает губы платочком тончайшего полотна.
Платочек ежедневно менялся на новый. Одни были отделаны старинным коклюшечным кружевом, другие – изящной ручной вышивкой.
Триста пятнадцать достались курсанту фон Фаренхайту в наследство от троюродной тётушки. Ещё пятьдесят один он раздобыл в обмен на сорок семь шалей, полученных от неё же.
Первоисточник здесь
В-2: Оберштайн/Аннарозе. Оба согласились на это в интересах государства и ради Райнхарда. Н- все-так, насчет А+ или А- пусть автор сам решает.В-2: Оберштайн/Аннарозе. Оба согласились на это в интересах государства и ради Райнхарда. Н- все-так, насчет А+ или А- пусть автор сам решает.
Их свадьба состоялась в марте. Пышных торжеств не было. Жених с невестой ответили на все вопросы, где положено «да», где положено «нет», расписались в регистрационной книге и на такси уехали в подаренный им особняк, где для новобрачных, свидетелей и немногих гостей был накрыт скромный чайный стол.
Теперь его каждый день ждал домашний обед, и вскоре он даже начал специально просить приготовить то или иное особенно пришедшееся по вкусу блюдо. За обедом обсуждали новости, спокойно и холодновато, но иногда какая-то тема захватывала обоих, и, увлекшись беседой, они засиживались за полночь.
Она робела спросить у него, что хотел бы он получить на День рождения, долго кружила по магазинам, пока, наконец, не остановилась на чемодане с большим числом отделений и ручке в корпусе из резного дерева. Именно новый чемодан он брал с собой, отправляясь в очередной рейд по заданию императора, а ручка заняла достойное место на столе в кабинете. Сама она получила от него в подарок пианино с чудесным звуком, и благодарила с искренней пылкостью.
Дворецкий сначала ревновал, но потом от души привязался к новой хозяйке, видя, каким уютным стал под её руками дом.
Старый пес полюбил прогулки в ближайшем парке.
Несколько дней после смерти брата прошли как в тумане, она принимала соболезнования, помогала императрице ухаживать за внезапно захворавшим малышом-принцем, отдавала распоряжения министрам, занимаясь подготовкой похорон. Нечеловеческая усталость заставила бросить все и вернуться домой.
В полутемном особняке ещё острее почувствовались боль, тоска, волной нахлынули воспоминания… Её братик, маленький Райни, с золотыми волосами, которые сияли во тьме… Братик, мечтавший видеть сестру свободной и счастливой, готовый перекроить ради этого все звездные карты…
Она не слышала, как кто-то вошел в гостиную, очнулась лишь тогда, когда сухие руки неожиданно тепло и мягко обняли её.
И она заплакала на плече холодного человека в сером плаще с электронными протезами вместо глаз.
У Полины фон Оберштайн были темно-зеленые глаза.
Первоисточник здесь
У меня получилось написать для него несколько вещей, причем одну из них встретили очень тепло, что было неожиданно и приятно.
РО-51: AU, постканон. Как Эльфрида вместо сына родила Ройенталю дочь и что из этого цветочка выросло. A-РО-51: AU, постканон. Как Эльфрида вместо сына родила Ройенталю дочь и что из этого цветочка выросло. A-
Незначительная редакторская правка
Голос совсем молодой, даже девичий.
– Фройляйн, вы уверены?
– Абсолютно. Симптомы как по учебнику, – девушка явно взволнована и напугана, но тем не менее на все вопросы диспетчера отвечает внятно, собранно, исчерпывающе.
– Имя больного, адрес? Группу крови, резус знаете?
– Оскар фон Ройенталь, вторая положительная. Парламентский городок, Восточный район, Шестой Лучевой проспект, дом тридцать два.
За оставшиеся до приезда скорой три минуты девятнадцатилетняя студентка Одинской военно-медицинской академии Эли фон Ройенталь успевает продиктовать сообщение для старинного друга отца, маршала в отставке Вольфганга фон Миттермаера.
Вольфу достаточно было назвать своё имя, и его тут же провели в холл отделения сосудистой хирургии.
– Дядя Волк!
– Здравствуй, малышка! – он обнял темноволосую стройную девушку, на которую за много лет привык смотреть если не как на свою дочь, то как на племянницу. – Как? Говорят что-нибудь?
– Ничего не говорят. А он… Он в операционной. Нам сейчас только ждать.
Ждать пришлось долго. Миттермаеру порой казалось, что стрелки часов приклеились к циферблату. Прошло почти четыре часа, прежде чем в холл вышел хирург с потемневшим от усталости лицом.
– Фройляйн фон Ройенталь?
– Это я! – вскочила Эли.
– Ну что ж, могу сказать вам, что операция прошла успешно и прогноз благоприятный. Хотя это почти чудо. Если бы на десять минут позже привезли – неизвестно, как бы все обернулось. Может, и параличом, - врач провел ладонью по лбу. – А знаете, фройляйн, наши диспетчеры от вас в восторге. Потрясающая, говорят, девушка - мгновенно разобралась, что к чему, четко все объяснила, и вообще держала себя в руках…
Эли слабо улыбнулась.
– Я все-таки учусь на врача. Должна определять такие вещи. А его можно увидеть? Хотя бы на минутку…
Хирург несколько мгновений размышлял.
– Мы действительно собираемся перевести вашего отца в палату интенсивной терапии, но решение принимать будет часа через три, в зависимости от его состояния. Не хотите пока перекусить? Этажом выше у нас кафетерий для персонала, кто-нибудь из сотрудников вас проводит.
Они выбрали себе кофе, теплые бутерброды, кусок пирога на двоих и устроились столиком.
– Я прилетела раньше, «Стрелой», не «Караваном», – начала Эли, сделав глоток. – Папа всегда меня встречал, хотя мы почти никогда не договаривались специально. Разница прилета небольшая, не страшно, если кто немного подождет. А тут меня как будто звали «Домой, домой…». Даже багаж не получила, схватила попутку и… Приезжаю – а он лежит… Поперек порога.
Миттермаер легко сжал руку девушки.
Он не раз говорил другу, что тому стоило бы быть чуть теплее, чуть снисходительнее, чуть мягче, чуть эмоциональнее в отношениях с дочерью. Или хотя бы тоже звать ее Эли, как зовут друзья. Но Оскар, пожимая плечами, отвечал, что дом, еда и все необходимое для получения лучшего образования у Эльфриды есть, а если ей стало недостаточно суммы, выделяемой ежемесячно на булавки, то об этом достаточно сказать.
Перед тем как впустить в напичканную аппаратурой палату их предупредили – держать себя в руках, без обмороков, истерик, криков. Эли, соглашаясь, кивнула.
Миттермаера всегда до дрожи пугали капельницы, но сейчас, увидев рядом с кроватью друга металлическую конструкцию с четырехсоткубовым флаконом какого-то препарата, он облегченно выдохнул – значит, жив, значит, есть за что бороться.
– Папа. Папа… – тихо позвала девушка.
– Эли… Дочка… Люблю…
Только в машине, по дороге домой, девушка разрыдалась, выпуская напряжение и страх.
А Вольфганг Миттермаер не мог избавиться от впечатления, будто что-то изменилось в отце и дочери за эти несколько часов. «Повернулись небесные веретена» - сказала бы его старая нянька, любившая дремучие террианские легенды.
* * *
– Вы все видели, сестры. Видели и слышали. Он сказал женщине «люблю», – молодая пряха с вызовом смотрит на двух своих товарок.
Одна из них, средних лет, сумела сохранить строгое выражение на лице, но у другой, пожилой, казалось, светилась каждая морщинка.
– Он сказал женщине «люблю», – улыбнулась молодая пряха, и привычным движением закрутила колесо самопрялки.
Первоисточник здесь
РО-82: Адальберт фон Фаренхайт в голодной юности, еще до армии, получает наследство от своей тетушки. 315 вышитых носовых платков и 47 вязаных шалей. Как он распорядится наследством?РО-82:Адальберт фон Фаренхайт в голодной юности, еще до армии, получает наследство от своей тетушки. 315 вышитых носовых платков и 47 вязаных шалей. Как он распорядится наследством?
– Он из настоящих! – шептались курсанты Императорской Академии, наблюдая, как их соученик Адальберт фон Фаренхайт, закончив скудный обед, аккуратно промокает губы платочком тончайшего полотна.
Платочек ежедневно менялся на новый. Одни были отделаны старинным коклюшечным кружевом, другие – изящной ручной вышивкой.
Триста пятнадцать достались курсанту фон Фаренхайту в наследство от троюродной тётушки. Ещё пятьдесят один он раздобыл в обмен на сорок семь шалей, полученных от неё же.
Первоисточник здесь
В-2: Оберштайн/Аннарозе. Оба согласились на это в интересах государства и ради Райнхарда. Н- все-так, насчет А+ или А- пусть автор сам решает.В-2: Оберштайн/Аннарозе. Оба согласились на это в интересах государства и ради Райнхарда. Н- все-так, насчет А+ или А- пусть автор сам решает.
Их свадьба состоялась в марте. Пышных торжеств не было. Жених с невестой ответили на все вопросы, где положено «да», где положено «нет», расписались в регистрационной книге и на такси уехали в подаренный им особняк, где для новобрачных, свидетелей и немногих гостей был накрыт скромный чайный стол.
Теперь его каждый день ждал домашний обед, и вскоре он даже начал специально просить приготовить то или иное особенно пришедшееся по вкусу блюдо. За обедом обсуждали новости, спокойно и холодновато, но иногда какая-то тема захватывала обоих, и, увлекшись беседой, они засиживались за полночь.
Она робела спросить у него, что хотел бы он получить на День рождения, долго кружила по магазинам, пока, наконец, не остановилась на чемодане с большим числом отделений и ручке в корпусе из резного дерева. Именно новый чемодан он брал с собой, отправляясь в очередной рейд по заданию императора, а ручка заняла достойное место на столе в кабинете. Сама она получила от него в подарок пианино с чудесным звуком, и благодарила с искренней пылкостью.
Дворецкий сначала ревновал, но потом от души привязался к новой хозяйке, видя, каким уютным стал под её руками дом.
Старый пес полюбил прогулки в ближайшем парке.
Несколько дней после смерти брата прошли как в тумане, она принимала соболезнования, помогала императрице ухаживать за внезапно захворавшим малышом-принцем, отдавала распоряжения министрам, занимаясь подготовкой похорон. Нечеловеческая усталость заставила бросить все и вернуться домой.
В полутемном особняке ещё острее почувствовались боль, тоска, волной нахлынули воспоминания… Её братик, маленький Райни, с золотыми волосами, которые сияли во тьме… Братик, мечтавший видеть сестру свободной и счастливой, готовый перекроить ради этого все звездные карты…
Она не слышала, как кто-то вошел в гостиную, очнулась лишь тогда, когда сухие руки неожиданно тепло и мягко обняли её.
И она заплакала на плече холодного человека в сером плаще с электронными протезами вместо глаз.
У Полины фон Оберштайн были темно-зеленые глаза.
Первоисточник здесь
@темы: фанфики, однострочники, проЛоГГ, творческое
-
-
01.11.2014 в 22:59и трогательная чета Оберштайн)))
-
-
02.11.2014 в 10:53Спасибо, я рада, что вам понравилось.
Эли и её папа прекрасны!
Да, когда речь зашла о жизни и смерти, все подлинные чувства наружу выплеснулись.
-
-
18.12.2014 в 16:22-
-
18.12.2014 в 20:47Спасибо.
У меня действительно получилось - написать второй смешным, а первый и третий трогательными.
-
-
20.12.2014 в 16:17-
-
20.12.2014 в 17:42-
-
23.12.2014 в 16:50-
-
15.01.2015 в 03:14-
-
15.01.2015 в 22:04Спасибо!
и третий действительно трогательный очень
Мне интересен такой сюжет - как в союзе, заключенном из соображений долга, политических интересов, из взаимной готовности заботиться, сделать шаг навстречу, поддержать, понять в конце концов рождается самая настоящая любовь.
-
-
17.01.2015 в 13:55Artafinde, третий и впрямь хорош!
-
-
19.01.2015 в 00:41-
-
19.01.2015 в 13:51