Новый фик - AU по ЛоГГ - который наконец-то удалось дописать

[TaraAviniony]

Название: Прошедший сквозь огонь
Фэндом: Легенда о героях галактики
Размер: мини (2470 слов)
Персонажи: Райнхард фон Лоэнграмм, Зигфрид Кирхайс, Аннерозе фон Грюневальд, другие канонные и ОМП.
Категория: джен
Жанр: AU, драма
Рейтинг: PG-13
Примечание: Фик был задуман очень давно, около трех лет назад. Отсылки к описываемым в нем событиям есть в «Теплых звездах Вестерланда» и «Благой вести». Рассказ был начат, было продумано, как будут развиваться события, история даже была частично записана.
А потом долгое время работа не шла, не удавалось обратить в слова то, что было понятно в уме. Особенно тяжело было последние месяцев пять, когда с трудом удавалось выдавливать из себя отдельные фразы. Но буквально неделю назад удалось сформулировать и записать недостающие эпизоды.
Возможно, что-то еще будет подчищаться. Возможно - добавятся какие-нибудь лирические-философские абзацы. Возможно - будет уточнено что-либо по матчасти. Но концепция останется неизменной.
Может быть, кто-то из прочитавших сочтет, что не стоило выкладывать работу на эмоциях, что надо было дать ей отлежаться… В чем-то подумавшие так будут правы.
Но я сейчас просто слишком надеюсь, что меня разморозило, что творческий ступор закончился… Что я снова смогу работать.

Прошедший сквозь огонь

Прошедший сквозь огонь

…После аудиенции с пленными в парадный зал Гайерсбурга вошел адъютант герцога Брауншвейга Ансбах, подталкивая тележку с погребальной капсулой.
С непроницаемым лицом гость описал подробности последних часов Липпштадского мятежа, окончившегося самоубийством предводителя.
– Вы можете убедиться, что это именно герцог, – глухим голосом добавил он.
– Не стоит, я верю вашему слову, - начал Райнхард.
Но Ансбах, казалось, не слушал, зачем-то раскрыл капсулу, начал возиться с застежкой мундира мертвого…
И выхватил портативный огнемет.
– Получай свой Вестерланд!
Из раструба с глухим хлопком вырвался огненный шар. Но в тот же миг высокая фигура встала у него на пути, закрывая Райнхарда собой. Зигфрид Кирхайс рухнул, охваченный огнем.
В первое мгновение все словно остолбенели, но потом Ройенталь метнулся вперед и, сорвав мундир, начал сбивать пламя с тела юноши. Миттермаер заколотил по тревожной кнопке, завыла сирена, поднимая на ноги весь Гайерсбург от диспетчерской рубки до шлюзовых камер.
Ансбах же не пытался ни бежать, ни выстрелить еще раз. Он стоял неподвижно, опустив оружие, остекленевшими глазами глядя на распростертого перед ним Кирхайса, потом поднял голову и, встретившись с полным ужаса взглядом Райнхарда, вдруг засмеялся диким, безумным смехом.
– Так-то получше будет, а, сопляк?
Неестественно вытянутое тело Кирхайса было наполовину обуглено. Глаза недвижно смотрели в пустоту, бескровные губы шептали «Больно… больно…»

* * *

Корабли шли к Одину на максимальной скорости, но время все равно тянулось мучительно медленно. Сводка, которую подавали каждые два часа, состояла из одного предложения «Состояние стабильно тяжелое». Райнхард старался вымотать себя работой, но его неудержимо тянуло туда, где среди стерильно-белых коридоров медицинского отсека в специальном блоке лежал Кирхайс.

Помещение было разделено прозрачной перегородкой на две комнаты – дальнюю, собственно палату, где стояли кровать и аппаратура, и ближнюю, для дежурных врачей. Сейчас здесь сидели два стажера – один постарше, другой помоложе – и что-то внимательно изучали, склонившись к мониторам.
– Индекс поражения 75 единиц. С этим не выживают. То, что он еще дышит – уже удивительно. Такой боли человеку не выдержать.
– А выживет – не факт, что сможет ходить, говорить и с головой все будет в порядке, – между собой молодые медики даже не пытались быть деликатными.
По бортовому времени стояла глубокая ночь, верхний свет был выключен и Райнхарду удалось бесшумно проскользнуть в палату. Глухой шум термовентилятора, попискивание приборов. Еще один маленький монитор над кроватью – четыре линии разных цветов едва подрагивали. Распластанное на кровати обнаженное тело утыкано катетерами, обвито множеством проводов и трубок, лицо закрыто дыхательной маской. Усилием воли поборов приступ тошноты, Райнхард подошел к кровати и взял друга за руку.
– Кирхайс, это я. Я здесь, с тобой.

– Гляди, проскочил ведь!
– Турну его сейчас отсюда в Хелль, психа этого, – старший из стажеров резко поднялся со своего кресла.
– Стой, посмотри! – младший ухватил своего коллегу за рукав, старший склонился к монитору.
– Он что – просто спит? Запри-ка дверь с нашей стороны, а я сгоняю за доктором.

Влетевший в палату военврач бесцеремонно отпихнул Райнхарда и уставился на маленький монитор. По всем четырем линиям теперь пробегали волны.
– Операционную, немедленно!
Через несколько секунд санитары со всех ног понеслись по коридору, погоняя каталку.
– Слушай, а ведь такое бывало, помнишь, профессор Ромберг говорил – человек слышит в таком состоянии, рассказывал, как узнавали голоса родственников, - ошалело произнес младший из стажеров.
– И даже гудки поездов, - подхватил какое-то давнее воспоминание старший.

В императорский военный госпиталь Кирхайса доставили в реанимационной капсуле. А Райнхарда новый приказ отправил в очередной рейд, продлившийся почти четыре месяца.

* * *

Как только стала доступна устойчивая видеосвязь, Райнхард потребовал соединить его сначала с госпиталем, а потом с сестрой. От врачей он узнал, что лечение идет по плану и будет ожидаемо длительным, Аннерозе рассказала, что Кирхайса перевели в обычную палату, что он уже ест самостоятельно и понемногу пробует ходить, что его регулярно вывозят в больничный парк на коляске, но когда Райнхард попытался выяснить подробности, перевела разговор на другую тему, ограничившись кратким «Пока все не просто, сам увидишь…». Когда видеофон отключился, Райнхард с тревогой отметил, что сестра выглядит усталой и подавленной.

Едва разделавшись с послеполетными формальностями, Райнхард, даже не заезжая домой, поспешил в госпиталь.
Кирхайс, похудевший и бледный, сидел в постели, сложив руки на коленях. Правую сторону лица, шеи, не скрытую больничной пижамой часть плеча и груди, кисть правой руки покрывали шрамы.
– Как ты? Лучше? – бросился к другу Райнхард.
Кирхайс медленно поднял голову, отрешенно посмотрел на Райнхарда, а потом какая-то серая волна пробежала по лицу и безучастные глаза наполнились болью и страхом. Потрясенный Райнхард отшатнулся, налетев на кого-то вошедшего в палату вслед за ним.
Усталый седой врач, как будто не замечая чужака, подошел к кровати, проверил у пациента пульс, зрачки. А потом, указав на Райнхарда, быстро спросил:
– Ты знаешь этого человека?
Кирхайс покачал головой. И Райнхард впервые в жизни почувствовал, как пол уходит из-под ног.
Очнулся он уже в коридоре, на узкой, жесткой кушетке. Его ни разу в жизни так не распекали. Врач говорил жестко, даже жестоко – разъясняя адмиралу фон Лоэнграмму, что если тот не в состоянии держать себя в руках, то пусть готовится к тому, что его не подпустят даже к воротам клиники.
– Кирхайс… Он так и останется… шепотом проговорил Райнхард.
– Посмотрим, будем надеяться на лучшее, – голос врача смягчился. – Вашему другу в чем-то повезло – та плевалка была на сухом заряде, пламя сразу сбили, ожог не такой глубокий. Если б на жидком – горело бы до конца, до костей. Но площадь большая. Что ж, будем бороться, хотя ему придется помучиться.
Врач на секунду замялся.
– Но я попросил бы вас не приходить некоторое время. Ваш визит очень растревожил его. Мы попытаемся объяснить вашему другу, что вы не желаете ему зла, но… У него уже неплохо получается просить о чем-то простом – еда, теплое одеяло, туалет. Но его постоянно что-то гнетет, тяготит, пугает, а он даже не может объяснить, что его мучает.
Райнхард с неожиданным для самого себя смирением кивнул.
– Я могу узнавать, что с ним через вас? Как мне спросить?
– Доктор Ромберг. Профессор Ромберг, если угодно.
– Гудки поездов? – непроизвольно вырвалось у Райнхарда.
– Или голос друга. Что угодно может стать толчком, чтобы… Вернуться.
Врач поднялся с табурета.
– Я попросил приготовить вам кофе, положите сахару побольше, так надо.

В холле первого этажа его ждала Аннерозе.
– Сестра! – вырвалось у Райнхарда.
– Меня он тоже не узнает, брат.
Они обнялись и у обоих дрожали губы.

* * *

Через две недели их попросили приехать в клинику. Доктор Ромберг принял брата и сестру в своем кабинете.
Не надеясь на положительный ответ, Райнхард спросил, можно ли повидать друга, но профессор уверенно кивнул, и через пару минут все трое уже входили в палату. Кирхайс несколько секунд внимательно смотрел на гостей, улыбнулся доктору и Аннерозе, а потом протянул руки Райнхарду.
Со странным чувством Райнхард сжал ладонями пальцы друга. Благодаря своей целеустремленности и честолюбию он был лидером в их маленькой команде, но всегда чувствовал и признавал за Кирхайсом эмоциональное, нравственное старшинство. А сейчас Кирхайс был ребенком, которого пугают Чудовища, что прячутся в темных углах комнаты. И этого ребенка нужно было успокоить, отогреть, прогнать Чудовищ… Постоянно обращаясь к другу по имени, Райнхард рассказывал о событиях недавних недель, то ругая глупость имперских адмиралов, то восхищаясь изобретательностью и храбростью своих людей, то смеясь над нелепыми происшествиями, которые неизбежны, если треть экипажа на корабле – новобранцы.
Кирхайс внимательно слушал. Иногда, когда Райнхард произносил какое-нибудь имя или название, брови Кирхайса чуть заметно хмурились, будто юноша слышал отрывок когда-то любимой, но забытой мелодии. А потом вдруг остановил Райнхарда, дотронувшись до плеча, и сделал жест, как будто вводил иглу в вену.
Шумно выдохнула Аннерозе, доктор Ромберг подался вперед, пораженный тем, как неожиданно выяснилось, что же уже много недель мучило его подопечного. Кирхайс боится наркоза, боится заснуть и не проснуться.
Изо всех сил стараясь сохранять самообладание, Райнхард взял в ладони лицо друга, посмотрел в глаза и отчетливо, выделяя каждое слово, произнес:
– Кирхайс. Никто не желает тебе зла. Все будет хорошо. Все будет хорошо.
А потом привлек к себе, тихо убеждая в том, что все любят его, что желают выздоровления, что ждут возвращения… Кирхайс расслабился, в его отрешенном взгляде даже появилось что-то осмысленное.
Когда Райнхард по знаку профессора собрался уходить, Кирхайс, прощаясь, снова протянул ему руки. Райнхард заставил себя улыбнуться.

Все трое вернулись в кабинет.
– Это так необходимо? Все эти операции? Мы его и таким будем любить, – в глазах Аннерозе стояли слезы.
– Необходимо, – твердо ответил профессор. – Эти шрамы – они не просто уродуют. Они лишают защиты, делают уязвимым для любой мелочи. И, я, собственно, ради этого и пригласил вас обоих…
На журнальном столике стояли чашки с горячим кофе. Райнхард и Аннерозе устроились на диване, доктор Ромберг, прихватив банкетку, сел напротив.
– Спасибо, что поговорили с ним. Для него очень важно сейчас постоянно слышать человеческие голоса. А то, как он вам доверился, то, что сумел объяснить - это почти чудо.
Доктор некоторое время молчал, размешивая сахар и сливки в своей чашке.
– Ваш друг правильно боится. И вы тоже правы, что беспокоитесь. Наркоз, пересадка тканей – это очень серьезная нагрузка на весь организм. И всегда большой риск, что не выдержит сердце, печень, почки... Я тоже не хотел бы проводить операцию в ближайшие недели. Сейчас состояние стабилизировалось, желательно воспользоваться этим, сделать небольшой перерыв в процедурах. Позволить отдохнуть – от боли, от страха, от таблеток, от уколов. От всего непонятного, неизвестного. Дать окрепнуть, набраться сил. Вырвать его из больничной обстановки. Но как это сделать, где его поселить, чтобы если возникнет необходимость в медицинской помощи, все было рядом – не представляю. Ну и специальная диета, конечно.
– А если у меня? У есть дом с садом в горах. Там на втором этаже комнаты для гостей, кто-то из ваших людей может пожить, пока я научусь – неожиданно оживилась Аннерозе, и, заметив интерес в глазах врача, продолжила, – Это совсем недалеко, как раз по этой трассе. А готовить я тоже умею. И люблю.
– Да, да, пальчики оближешь! – с воодушевлением присоединился Райнхард.

* * *

На медицинские машины всегда ставили лучшие рессоры, автомобиль не трясло даже на горной дороге, и Кирхайс задремал в пути. Но как только машина остановилась, сразу проснулся и теперь с интересом смотрел на широкую дорожку, ведущую от ворот, на кадки у крыльца, на старинную остроконечную крышу. Санитар помог затащить коляску в дом, сославшись на усталость после дежурства, отказался от предложения Аннерозе выпить вина, чаю или кофе и, распаковав лекарства, поднялся в приготовленную для него комнату.
Весна еще только начала вступать понемногу в свои права, вечера были прохладными, и Анерозе решила разжечь камин. Язычки пламени весело заплясали на поленьях. Райхард, как в детстве, жмурясь от удовольствия потянулся к огню, обернулся к Кирхайсу со словами «Ты, наверное, тоже хочешь поближе пододвинуться?», уже встал с коврика, чтобы подкатить коляску, как вдруг Кирхайс, напряженно глядевший на огонь, напрягся, закрыл лицо руками и задрожал.
Райнхард рванулся было к другу, но Аннерозе удержала брата, схватив за локоть.
А Кирхайс сначала затих, потом медленно, осторожно отвел ладони от лица, встретился взглядом с братом и сестрой…
– Р-а… х-а-д? А-н… р-о… з-е?
Потом провел пальцами по вискам и повторил:
– Р-а… х-а-д… А-н… р-о… з-е…
– Мы здесь. Мы с тобой. Все хорошо, - ответил Райнхард, взяв друга за руку.

Чуть позже, когда пришло время идти спать, Кирхайса уложили на удобной невысокой кровати.
– Р-а… х-а-д. Р-а… х-а-д… Х-о… л-о-д… н-о…
– Хочешь, чтобы я остался с тобой? – улыбнулся Райнхард. Кирхайс закивал.
Они устроились рядом, как в детстве. Аннерозе закутала их в одеяло, шутливо поцеловала обоих, пожелав сладких снов, а потом включила ночник, и на потолке возникла панорама звездного неба.
Кирхайс быстро заснул, Райнхад сначала смотрел на белые блики, пытаясь отыскать знакомые созвездия, потом его глаза начали медленно смыкаться.
Из дремы его вырвал сдавленный хрип Кирхайса. Друг беспокойно заметался, словно пытаясь защититься от чего-то, а потом резко сел, глядя в пустоту.
Райхард схватил друга за плечи, развернул к себе.
– Кирхайс, Кирхайс, что с тобой, скажи!
Кирхайс медленно поднял лицо.
– О… г-о-нь. О… г-о-нь. Б-о-ль… н-о… О… ч-е-нь…
Райнхарда как острым лезвием полоснуло по душе – сколько же раз Кирхайс заново переживал этот кошмар, оставаясь один на один с нечеловеческой болью и страхом?
Юноша обнял друга, тот отчаянно вцепился в его рубашку, прильнул к плечу, глухо всхлипнул, несколько раз судорожно вздохнул и затих. Райнхард укачивал друга, гладил по спине, нашептывая «Я здесь. Я с тобой. Ты сможешь. Ты сильный», и лишь когда дыхание Кирхайса стало спокойным и ровным, осторожно уложил на его подушку, не разжимая объятий.

Телефонный звонок в домашнем кабинете профессора фон Ромберга раздался поздно вечером. Это была особая линия, номер которой немногие люди могли получить только от него лично. Профессор сразу узнал женский голос на другом конце провода. Графиня фон Грюневальд произнесла лишь два слова: «Он вспомнил».
– Не плачьте, милая, не плачьте, пожалуйста. Самое страшное уже позади, теперь все легче будет…
Успокоив девушку, профессор положил трубку, а потом достал записную книжку, на странице завтрашнего дня сделал запись «План З.К.», пометив ее знаком «особо важно», и улыбнулся. Похоже, этот парень, выживший вопреки всему, еще не раз всех удивит.

* * *

Прошло несколько месяцев.
Доктор фон Ромберг стал частым и всегда желанным гостем дома в горах. Райнхард доверял профессору безоговорочно, не удивился бы, даже если бы тот заявил, что вода тяжелее золота, Альянс свободных планет основал Рудольф фон Гольденбаум, а дважды два равно пяти.
Поселившийся на втором этаже студент-медик сделался почти членом семьи, все волновались, подсчитывая баллы выпускных испытаний.

Кирхайс заново учился говорить, порой до изнеможения доводил логопеда. Ежедневно приходил инструктор по гимнастике. Упорство делало свое дело – с каждой неделей увереннее становились движения и речь, восстанавливалась память. Огненные сны еще беспокоили юношу, но он умел с ними справляться. Тем более, что рядом с ним была Аннерозе…
Несколько операций, несмотря на их серьезность, прошли успешно. Профессор даже склонялся к тому, что оставшиеся шрамы - мелкую сеточку, которую можно было заметить только зная, что она есть и глядя под определенным углом - будут устранять без хирургического вмешательства.
И, наконец, наступил день, когда комиссия Императорского госпиталя вынесла вердикт «Годен к военной службе».

Через неделю Кирхайс принял участие в собрании штаба Райнхарда. Молодой адмирал часто вспоминал потом искреннюю радость Миттермаера и Мюллера, бравурный марш-импровизацию в исполнении Меклингера, медвежьи объятия Биттенфельда, твердое рукопожатие Айзенаха, чуть виноватую улыбку Фаренхайта… Выразительное «Я рад за вас, адмирал Кирхайс» Оберштайна. Или вовсе невиданное и небывалое - смутившегося в ответ на «Спасибо!» Ройенталя.
И было возвращение на «Барбароссу»… Кирхайс сначала пришел тайком накануне, хотел сначала лишь постоять рядом со своим кораблем, который уже вывели из дока… Но фон Бюро и Бергенгрюн заметили его и с ликующими криками бросились навстречу, чуть не сбив с ног, потащили за собой. Офицеры, солдаты, готовившие корабль к рейду, выскакивали в коридоры, приветствуя любимого командира...
Первый рейс был совсем простой, Кирхайс собирался лишь проверить работу основных систем корабля и слаженность действий экипажа, даже во время практик в Академии бывали задания заковыристее. Но его голос все-таки дрогнул один раз, на команде «Отрыв!»

Эпилог (через несколько лет)

Сад Аннерозе фон Грюневальд был прекрасен ранней осенью.
Райнхард и Кирхайс сидели на одеялах у маленького костерка, плясавшего в кольце камней.
– Задумался о чем-то? – дотронулся до руки друга Райнхард.
– Да. Об Ансбахе. Как же надо ненавидеть, каким верным быть, чтобы так – вспороть живот, спрятать оружие…
– Кирхайс, не надо, прошу тебя! Не могу слышать его имя, подумай о чем-нибудь другом, умоляю! – Райнхард метнулся к Кирхайсу, обхватил его за плечи.
Кирхайс обнял друга, успокаивая, погладил по спине. Так они сидели, обнявшись, несколько минут.
– Странно это… – произнес вдруг Кирхайс.
– Что именно странно? – поднял голову Райнхард.
– Я вроде должен бы бояться огня. А я не боюсь. Даже люблю. И костер, и камин, и свечи…