Откуда молния сверкнет? Что отразится в бездне вод? Пред кем король склонит колена?
...и вообще для пишуших-рисуюших-кпиающих - в хозяйстве пригодится!
Заговор на творчествоЗаговор на творчество По небу синему, небу высокому, летела Лебедь белая, летела-летела, перо обронила. Перо то дивное – по листу бумажному пишет оно словеса ладные-складные. Как подумается – так и скажется, как скажется – так и напишется, как напишется – так и прочтется, как прочтется - так и сердце забьется, и быть посему до скончания века, аминь.
Заговор против Зверя-НеписцаЗаговор против Зверя-Неписца Поди-поди, лихой Зверь-Неписец, лесом-полем, лесом-полем, лесом-полем, по Калинову мосту, через речку Смородину до Кудыкиной горы. Лежит на той горе бел-горюч Истовик-камень, под камнем сим тебе, лихой Зверь-Неписец, место пусто до скончания века, аминь!
Откуда молния сверкнет? Что отразится в бездне вод? Пред кем король склонит колена?
Команды, за которые я в состоянии сыграть, заявки на этот раз не сделали, так что попробую быть зрителем. Не факт что прослежу за всем, что сюда накидаю, но буду стараться.
Откуда молния сверкнет? Что отразится в бездне вод? Пред кем король склонит колена?
Спонтанно, под влиянием эмоций высказанная идея, а дальше несколько звонков, встреча в метро - вот уже я в компании Kanafinwe и Artafinde иду по зимнему Арбату и мы с восторгом рассматриваем образцы разнообразного котоарта... А потом были теплые, какие-то по-студенчески неформальные посиделки в МУ-МУ, бесконечный разговор о любимой "Легенде..." Было уютно, весело, одна тема легко и незаметно переходила в другую, выдвигались невероятные теории. Время летело совершенно незаметно, и мы все были искренне удивлены, обнаружив, что уже девятый час. Простились тепло, с желанием при возможности встретиться еще раз.
Откуда молния сверкнет? Что отразится в бездне вод? Пред кем король склонит колена?
...нового, 2015 года.
Первый день года провела традиционно для себя - в состоянии полудремоты. В холодильнике всякая вкуснятина - греческий салат, рыбка, пюре, беф-строганофф...
Огоньки на елке горят в любимом режиме "плавное затухание".
И кажется, собираюсь заболеть - царапает горло. Не сильно, правда, заболеть - потому что одновременно покалывает на губе.
Откуда молния сверкнет? Что отразится в бездне вод? Пред кем король склонит колена?
Заканчивается 2014 год. Думая о его итогах, для себя я его определила как год остановки. После увольнения с работы я как будто тупо отлеживалась несколько месяцев. Но из того тяжкого, мучительного состояния в которое я угодила в предыдущем году (в разных смыслах) вроде почти удалось выбраться. Ко мне вернулась – надеюсь! – радость творчества. Вчера попалась на глаза шпаргалка, которую писала себе для традиционного загадывания желаний под удары часов – можно считать, что из двенадцати полтора сбылось. Наметились перемены, буквально в самом конце года. Но только все-равно - как-то боязно и тревожно. Я как обычно буду загадывать желания, но уже нет сил верить во что-то хорошее.
Откуда молния сверкнет? Что отразится в бездне вод? Пред кем король склонит колена?
Итак, дорогие мои друзья и гости...
Скоро наступит Новый год (а кое-где уже наступил), и я вас всех поздравляю с праздником. Пожелания? Здоровья - это обязательно. Чтобы работа приносила не только финансовое благополучие, но и удовлетворение от самореализации. Чтобы желания исполнялись, не принося обид и тоски. Не разочаровываться ни в чем и не в ком, не терять старых друзей, а наоборот, найти новых. Хотеть жить. Постоянно узнавать что-то новое – новые песни, новые книги, новые фильмы. Новые фэндомы… Любить. Радоваться. Верить в чудо. Творить. И Удачи, конечно.
И путь наступающий год не заберет ни у кого дорогих и близких.
Случилось это на Изерлоне, году в 797-798. Был я тогда совсем молодой и на подначки велся запросто. И вот, помню, однажды вечером, после тренировки, собрались мы в баре. Сидела там же компания техников, и пригласили они нас к себе за стол. Болтали мы о всяком разном, в основном – о крепости, и слово за слово зашел разговор об изерлонских технических коридорах. И заявил кто-то из тех ребят, что будто бы они несколько раз натыкались на прикованные к стенам скелеты – мол, имперцы так тех, кто норму дневную не выполнял, наказывали. Вот тут я возьми да и брякни, что уж ежели кто собственной тени напугался, то я сам берусь пройти по коридорам от ангара «спартанцев» до колонного зала. А парень тот вызов мой принял. «Пройдешь, – говорит, – обед оплачиваю с любой выпивкой всей вашей компании, да и приятелей столько, сколько вас есть, можете пригласить». От такого уже и наши зашумели. В общем, отправились мы к инженерам, народ там хоть подивился, но файлы со схемами коридоров нам дали. Предупредили, правда, что удалось в свое время получить данные только на конец строительства крепости, а что потом перестраивалось – бес знает. Из того, что они успели обследовать – переделок где много, где мало. Я пообещал, что все, что замечу нового – зафиксирую и передам. Потом, уже на своем компьютере я отобрал нужные сектора, просмотрел всё внимательно, проложил маршрут. По моим расчетам, прогулка эта должна была занять часа три с половиной – четыре. Затем распечатал схемы, зарядил свежий аккумулятор в фонарик, приготовил на всякий случай блокнот, пару карандашей, моток веревки с крючьями-якорями и лег спать пораньше.
И на следующий же день, сразу после завтрака меня проводили. Хохмили все, Поплан, шут, мелок мне вручил – «крестики ставить». Дасти только хмурый был, да Блюмхарт покойный будто что-то все сказать порывался. Я спустился в коридор по ремонтной шахте, крикнул ребятам, чтобы выбирали себе горячительное и зашагал по проходу, который сам вчера выбрал.
Коридор этот был метра четыре шириной и метра три высотой. В потолке примерно через каждые тридцать метров были установлены лампы. Свету от них было немного, но хватало, чтобы мне бросились в глаза пара заплат на стене – уж очень они были похожи на заваренные проходы. Все это я на всякий случай отметил на своих распечатках – пусть потом инженерная служба разбирается, что к чему. Шел я так минут сорок, и все схеме соответствовало. А потом очутился в круглом зале. Нет, сам зал на схеме обозначен был, и размеры его были указаны верно, вот только вместо одного ответвления налево там было два – прямо и вправо. Правый проход я обследовал первым, и он быстро закончился тупиком, так что мне ничего более не оставалось как попытаться пройти по центральному. Был он уже и ниже, чем тот, с которого я начал свою прогулку. Светильники в потолке здесь тоже имелись, но были установлены реже, так что мне приходилось периодически включать фонарик. Пару раз дорогу мне преграждала решетка, но некоторые прутья были выпилены или раздвинуты и мне удавалось протиснуться и продолжить путь. На первой развилке я повернул вправо, надеясь приблизиться к первоначально запланированному маршруту. На второй - тоже. Этот коридор закончился ведущей вверх шаткой лестницей. Взобравшись по ней, я очутился на небольшой площадке, от которой отходили еще две лестницы, обе вниз, и короткий коридор, за которым угадывалось какое-то очень большое помещение. Я пошел по этому коридору, и буквально через пять минут невероятное зрелище предстало передо мной. Это была Большая Изерлонская галерея. Когда-то именно с неё началось строительство крепости, в ней жили во время работы мастера, хранились материалы, а сейчас она играла какую-то важную роль в организации воздухообмена. Ширина ее была около трех четвертей километра, высота – около полутора, по стенам на разной высоте тянулись дорожки-балкончики. Распечатки с Галереей у меня с собой не было, но я помнил, что какой-то своей частью она примыкает к сектору, в котором я должен был закончить свой маршрут. Вот только определить, на какой меня занесло уровень, было трудно, ведь светильников здесь практически не было. Например, дорожку, на которой стоял я, пытались осветить всего два – один метрах в десяти от меня, другой – где-то далеко, похожий на крохотную точку. Я начал осторожно двигаться по дорожке, разглядывая в свете фонарика стену, надеясь, что обнаружу какие-нибудь знаки или пометки, которые подскажут, где я нахожусь. Одну надпись, метров через сто после первого светильника, я даже обнаружил, но она, скорее всего, была сделана ещё строителями…
Вдруг один из светильников над дорожкой, тот, который остался у меня за спиной, замигал и погас. Минут через десять то же произошло и с дальним. А потом и свет фонарика начал слабеть, и я оказался почти в полном мраке. Только несколько крохотных огоньков горели где-то далеко вверху, внизу, на противоположной стене. Обычно аккумулятора у фонарика хватало часов на пятьдесят, так что мне и в голову не пришло взять с собой запасные. А темнота вокруг была – хоть глаз выколи, пальцев вытянутой руки не видать. И тишина гробовая, слышно было только, как сердце колотится. Я начал пробираться вперед наощупь, стараясь не отходить от стены, чтобы не рухнуть с дорожки. Сколько времени я так шел, сказать точно не могу - часы у меня с собой были, конечно, но простые, без подсветки.
И вдруг я увидел впереди маленький бледно-голубой огонек. Свет был хоть и слабый совсем, но можно было разобрать, что мне навстречу идет кто-то рослый, худощавый. Подумал я тогда, что это ремонтники, или даже меня ищут уже. Присмотрелся, и уже не так мне стало радостно. Потому что навстречу мне шёл имперский офицер. Вот только форма у него была старая, вроде той, в которой Адмирал Кирхайс к нам на Изерлон прилетал. Остановился этот офицер, посмотрел на меня внимательно-внимательно и говорит: «Не бойся», – и руку протягивает. Мне хоть и не по себе было, но взыграла гордость. «Ах ты, – думаю, – тварь имперская, трусом меня считаешь?» - и тоже руку в ответ тяну. Взял он меня за руку, и тут с меня гонор схлынул. Потому что будто в таз со льдом ладонь окунули, чуть не завопил от ужаса.
А имперец тот повел меня за собой сначала по дорожке, потом мы свернули в какой-то коридор, потом ещё в один, по каким-то лестницам спускались-поднимались. Пару раз через какие-то залы огромные проходили, а однажды я даже обрадовался, что фонарик у него тоже слабый, особенно когда мы шли по узенькому, без ограждений, мостику над шахтой. Подумал я тогда о бездне, что у нас под ногами – и нехорошо так на душе зацарапало. А он оборачивается ко мне и снова говорит: «Не бойся». Я хоть и взведенный был, но почувствовал – что-то здесь не то. Присмотрелся – и вижу: губы-то у него не шевелятся, а голос я слышу! И ступает он бесшумно! Признаюсь – совсем мне тут не по себе стало. А он все твердит: «Не бойся. Не бойся», – и идет вперед, и меня за руку ведет.
Шли мы так около часа или чуть больше. Наконец, увидел я какой-то отсвет впереди, с потолка. Вскоре мы оказались у ведущей вверх, к большому квадратному люку, наклонной лестницы. Отсветы здесь были ярче, а ещё слышен шум. Да и лестница была хоть и высокая, метров семь, но основательная, крепкая, с надежными перилами.
Провожатый мой мне жестами показывает, мол, лезь. Поднялся я наверх – и оказался в вентиляционной штольне, в сотне метров был выходной люк. Сквозь решетку огни видно, рекламы цветные, слышно голоса, смех, даже печевом каким-то пахнет… Обернулся я – офицер тот мне рукой машет, мол, все в порядке. Я ему сигналю, давай, и ты поднимайся, а он только головой покачал. А я смотрю - фонарик его гаснет, и он сам будто растворяется. В общем, выбрался я совсем на другом конце крепости, первым делом из кафешки какой-то позвонил, а госпожа Фредерика тогда чуть не заплакала. Когда добрался до нашего сектора, оказалось пропал я на трое суток. Меня даже и не ругал толком никто, радовались, что живой. Не рассказывал тогда про то, что было со мной, никому, только адмиралу Яну. Он все слушал молча, только головой потом покачал: «Есть многое на свете, друг Юлиан, что и не снилось нашим мудрецам…». Вот только неловко мне потом стало – я ж парня того так и не поблагодарил. В общем, потом уже вспомнил, какие у него были нашивки, втихую выяснил звание, прикинул, где я мог бродить и крикнул в несколько вентиляционных отверстий на этом маршруте «Спасибо!» И знаете, что еще – когда мы второй раз с Изерлона уходили, я в последней группе был. И вот стоим мы уже у посадочного шлюза, а я случайно вверх глянул – а там, в вентиляционной шахте огонек голубой. А поседел я после этого или нет – не знаю, с моим цветом волос не поймешь...
Пожалуй, что Патричев, когда вытолкнул своего адмирала за дверь, сам не догадывался, насколько великолепная идея пришла в его голову. И к счастью, добродушному коммандору, как и подавляющему большинству запершихся в рубке управления «Леды», не пришло в голову обратить внимание на то, что рассматривает на маленьком экране Ян Вэньли. Технические коридоры «Леды» - трудно было найти лучшее место для применения секретного оружия адмирала. Он скинул форменные ботинки, чтобы шаги были бесшумными, и, держась неосвещенных зон, осторожно двинулся вперед, внимательно прислушиваясь. «Вы только продержитесь, ребята! Шенкопф… Блюмхарт… Суул… Доктор… Машенго… Продержитесь, получаса хватит, я знаю, что с ними делать, увидите, что будет», - шептал Ян про себя, мысленно обращаясь к тем, кому, похоже, предстояло через несколько минут принять бой. Ян достаточно точно вычислил, где могла находиться вторая, меньшая, команда терраистов, намеревавшаяся, видимо, прорваться к капитанской рубке через технические коридоры и заставить защитников крейсера вести бой на два фронта. Группа состояла из пяти человек, все были одеты в имперские мундиры, и лишь белые шарфики со зловещей черной надписью «Terra is my mother. Terra in my hand» выдавали истинные намерения этих людей, даже не пытавшихся прятаться или быть осторожными. В полной тиши коридоров хорошо был слышен сдавленный голос: – Помните: наша цель - Ян Вэньли, живой или мёртвый! «Кажется, пора зажигать фонарик, - нахмурился Ян. – Что ж, посмотрим, гости дорогие, кто тут из нас похохочет».
Огонек в боковом коридоре заставил пришельцев поднять бластеры наизготовку. Неизвестно, ожидали они увидеть офицера в темно-зеленой куртке, или розенриттера с топором, или заблудившегося штатского, но явно не ярко-оранжевую тыкву с вырезанной на ней зловещей физиономией и огоньком внутри. – Привет! – Тыква подмигнула непрошеным гостям. – Хоть мы вас и не звали, но мы люди вежливые, всех встречаем, как положено! Так из каких краев вы к нам прибыли? Тыква несколько раз облетела вокруг потерявших дар речи терраистов, а потом резко направилась к предводителю. – Это что там у тебя написано? «Terra is…» Покажи целиком, не вижу! Предводитель попытался отмахнуться от Тыквы обеими руками, на что настырный овощ не обратил никакого внимания. – Так вот, не знаю как там на этой вашей Терре, а у нас, когда встречают гостей, поют и пляшут! Тыква на секунду замерла, а потом затянула: – Во са-ду ли, в о-го-ро-де… Предводитель группы схватился за сердце. – Эх, и чего ты такой хмурый, - обиженно фыркнула Тыква и повернулась ко второму пришельцу. Тот сделал несколько шагов назад и замер, натолкнувшись на стенку коридора. Тыква, будто не замечая широко раскрытых глаз своей второй жертвы, затянула: – И снит-ся нам не ро-кот кос-мо-дро-ма… Эта песня, похоже, очень нравилась самой Тыкве, в упоении она взлетала к потолку, опускалась к полу, кружилась вокруг собственной оси, в особо патетических местах мигала огоньком, а в паузах с различной степенью успешности старалась изобразить звуки музыкальных инструментов. Однако пассивность слушателей, похоже, начала раздражать Тыкву. – А ты почему не поешь? – подлетела она к третьему из группы. – Слов не знаешь? А вот есть ещё миленькая песенка, простая совсем, детская. Давай вдвоём… Жи-ли у ба-бу-си два ве-сё-лых гу-ся… Лицо терраиста стало сначала снежно-белым, а потом постепенно начало приобретать салатовый оттенок. Тыква же приплясывала, распевая: – О-дин се-рый, дру-гой бел-ый, два ве-сё-лых гу-ся! Допев эту песенку, Тыква издевательски поклонилась и развернулась в сторону четвертого терраиста. Но тот, не дожидаясь продолжения концерта, рванул прочь по коридору, остальные, будто мгновенно опомнившись, помчались за ним. – Куда же вы? Я ещё много песенок знаю! – в голосе последовавшей за убегающими Тыквы чувствовалось неподдельное огорчение. – Терра, душу мою прими! – прорвало, наконец, одного из непрошеных гостей. Этот полный нечеловеческого ужаса крик, прозвучавший во всех рациях, заставил отступить штурмовавших рубку. А вскоре «Леду» характерно тряхнуло – так, как это бывает, когда от корабля спешно, не соблюдая всех положений техрегламента, отстыковывается другое судно. Если бы кто видел в этот момент Тыкву, то ему наверняка показалось бы, что она с одобрением кивнула.
Юлиан мчался с топором наперевес, слыша доносившиеся из параллельного коридора голоса, крики, топот, другие странные звуки, наступившую потом тишину. Добежав, наконец, до развилки, он остановился, чтобы перехватить поудобнее топор, резко выдохнул и решительно шагнул вперед. Представшее перед глазами Юлиана зрелище заставило паренька остолбенеть. Ярко-оранжевая тыква с вырезанной довольной физиономией будто шествовала ему навстречу на высоте человеческого роста, напевая: «Красота, красота, мы везем с собой Кота…» Тыква весело улыбалась, с её крепкого зеленого хвостика свисали трофеи – три белых ленточки с черной надписью.
Юлиан зажмурился покрепче, помотал головой. Юноше почудилось, будто какой-то смутно знакомый голос произнес что-то нечленораздельное, однако он на всякий случай досчитал про себя до семнадцати, прежде чем снова открыть глаза. А открыв, увидел стоящего посереди коридора живого и здорового Яна Вэньли с ботинками в руках и перекинутыми через плечо белыми ленточками. – Пойдем, Юлиан. Мы должны вернуться в рубку, ко всем остальным, – улыбнулся воспитаннику адмирал. – Нужно выяснить, не остался ли здесь кто их этих. И помочь раненым. А ещё предупредить Лоэнграмма.
* * *
Началось все давно, когда ещё подростком, среди диковинок отцовской коллекции, маленький Вэньли обнаружил пухлый томик в черном переплете с серебряным тиснением. Открыв наугад находку, он увидел на одной стороны разворота рисунок тыквы с вырезанной на ней жутковатой рожей и свечкой внутри, с другой - фразу, явно рассчитанную на то, что у попытавшегося произнести её язык завернется несколькими узлами - что-то вроде птырбудщкомурмякигверкиндабидабискраз. Адмирал Ян не мог сказать, что никогда не жалел о том, что книга куда-то исчезла во время их многочисленных перелетов. Но даже единственное выученное им заклинание оказалось действенным. И здорово, что он тогда догадался, что для того, чтобы вернуть себе нормальный вид нужно произнести это самое птырбудщкомурмякигверкиндабидабискраз наоборот.
Откуда молния сверкнет? Что отразится в бездне вод? Пред кем король склонит колена?
Последний месяц года прошел в хлопотах по устройству на новое место работы. Что-то новое постоянно возникало, последним аккордом оказалась некая обязательная к заполнению справка, которую ввели то ли за неделю то ли через день после того, как я подала сформированный пакет документов. В смысле - даже сами кадровики еще не освоили все тонкости работы с ней, шутили: "На вас портенируемся!" Так что начало работы откладывается до года следующего.
В воскресение были с мамой на концерте в Доме музыки. Концерт создавался как своеобразный рождественский праздник в честь органа. Органист Филип Скрайвен и дирижер Грехам Вилли - англичане, а оркестр был наш, а хор - вообще детский имени Попова. Очень интересное было впечатление, особенно от второго отделения, в котором играли фрагменты из подлинных, не очень известных произведений созданных для рождественских служб. Прямо виделись своды соборов и витражи... А одна пьеса вызвала ЛоГГовские ассоциации! Обстановка очень теплая, демократичная. Хорошо, в общем, было.
Что-то чувствую себя разбитой последние три дня. Елку достала еще в четверг, но нарядила только вчера. Но наряд для праздника вроде есть.
И для стола почти все куплено, надо сбегать только за салатами, в смысле зелеными, травой, ну и соков купить.
И да: решившись на вот такое ежемесячное подведение итогов в начале года, я это почти выдержала - сбилась только один раз и не всегда дела пост в самые первые дни месяца.
Откуда молния сверкнет? Что отразится в бездне вод? Пред кем король склонит колена?
Предновогодний флэшмоб, добровольно перехваченный у Elizabetha
5 подарков от Деда Мороза, которые я хочу получить в Новом году.
1. Творчество! 2. Чтобы на новой работе все сложилось удачно. 3. Хочу хотеть жить. 4. Миллион (или два) на лечение зубов. 5. Просто что-нибудь неожиданное и хорошее.
Положено осалить пятерых, но пусть кто хочет, сам присоединяется.
Откуда молния сверкнет? Что отразится в бездне вод? Пред кем король склонит колена?
Написала сегодня заявление на новую работу. Испытательный срок - шесть месяцев, т.е. хватит чтобы где-нибудь напортачить и получить под зад. Извините, что-то я нервная немного, на черный юмор тянет. Страшно мне. Но поговорила немного с новыми коллегами, поздравила старых...
Хочется порадовать себя какими-нибудь праздничными мелочами, но нет сил.
Надо бы ёлку нарядить, а то я её уже даже собрала...
Откуда молния сверкнет? Что отразится в бездне вод? Пред кем король склонит колена?
Название: Огоньки Размер: драббл Персонажи: Райнхард фон Лоэнграмм, принц Алек (Александр-Зигфрид фон Лоэнграмм), Зигфрид Кирхайс, упоминаются Хильда фон Лоэнграмм, Аннерозе фон Грюневальд, ОЖП Категория: джен Жанр: AU. И романс, наверное. Рейтинг: G Краткое содержание: Зигфрид Кирхайс попросил Райнхарда не только о завоевании Галактики, но и кое о чем ещё… И еще от автора: идея внезапно возникла во время разговоров-воспоминаний об одном человеке...
Огоньки
Часы побили десять, и Райнхард отложил ручку и бумаги. Можно было поработать ещё, но он обещал врачу два дня назад, что не будет изматывать себя. Странно, но кайзер с трудом смог вспомнить, когда в последний раз встречал Новый год в месте, которое можно было бы назвать домом. Кадетский корпус, Академия, космические крепости, гарнизоны на забытых богами и людьми планетах, выполняющие секретные задания крейсера, спешно арендованные втридорога апартаменты в отелях… Он даже почувствовал какое-то странное спокойствие, когда ему объявили, что из-за опасности осложнений после операции его задержат в клинике до середины января. Но улучшения были настолько явные и устойчивые, что консилиум принял решение отпустить венценосного пациента накануне новогодних каникул. В специально выкупленном Министерством Двора особняке его ждали искренняя улыбка и забота супруги-императрицы, приготовленные сестрой любимые лакомства, звонкий голосок сына. Здесь, как и повсюду, готовились к торжествам, и Райнхард сам не ожидал, что ему будет так уютно и тепло среди этой веселой и немного бестолковой предпраздничной суеты. На завтра назначен большой прием, завтра надо быть бодрым и веселым, поэтому он не станет засиживаться за работой сегодня. Тем более, что Хильда и Аннерозе, утомленные тревогами и хлопотами последних недель, тоже собирались лечь спать пораньше.
Свет в доме почти везде уже погашен, но из гостиной льется яркое сияние. Через открытые двери видно, что рядом с нарядной ёлкой, прямо на полу, сидит принц Александ-Зигфрид. – Он просил посмотреть на огоньки, – чуть смущенно улыбается стоящая в дверях молоденькая няня Райнхард движением руки отпускает девушку: – Спасибо, Магда, спокойной ночи, отдыхайте, не беспокойтесь, я сам его уложу. Райнхард осторожно входит в гостиную, садится рядом с сыном, треплет его золотистые волосы: – Что-то случилось, сынок? Алек с минуту мнется, а потом выпаливает: – Папа, ты не умрешь? У Райнхарда на мгновение холодеет сердце от этого вопроса, на который невозможно дать правильный ответ, но малыш поправляется: – То есть - сейчас не умрешь? – Сейчас – нет. Я буду жить долго-долго. С мамой. С тобой. С тетей Аннерозе. Нам будет весело, и мы все будем счастливы… Алек забирается к отцу на колени, порывисто вцепляется в его рубашку. Райнхард, крепко обняв сына, тихонько укачивает его, приговаривая: – Все хорошо, все будет хорошо…
– Кирхайс! Кирхайс! Кровь на руках, на белом плаще, на огненных волосах… – Райнхард… Завоюй галактику… – Кирхайс! Держись! Борись! Врач уже идет! Холодеющая рука хватает Райнхарда за запястье. – Райнхард! Поклянись… – Клянусь! В чем угодно, Кирхайс! – Поклянись… Поклянись, что будешь счастливым! – Клянусь… Клянусь! Кирхайс! Кирхайс! КИРХАЙС!
Огоньки на высокой ёлке то разгораются, то таинственно затухают. Сегодня маленький принц принял самое деятельное участие в её украшении – крутился у всех под ногами, передавал игрушки, сам развесил на нижних ветках несколько шариков, рассаживал на коврике зверушек в шапочках, помогал распутывать гирлянду. Райнхард осторожно, стараясь не разбудить задремавшего Алека, поднимается и относит сына в детскую. Малыш улыбается во сне, когда папа укрывает его одеялом. Вернувшись в свой кабинет, Райнхард обращается к висящему на стене портрету юноши с огненно-рыжими волосами в старой адмиральской форме. – Ты, наверное, доволен мной, Кирхайс. Я сделал все, как ты просил, и… Спасибо тебе. У Кирхайса теплый взгляд и светлая улыбка. И Райнхард чувствует, что он сам тоже вовсе не против того, чтобы посмотреть немного на огоньки.